Анри Коломон - Франсуа и Мальвази. I том
Он направил коня вперед к близко подступающей к этой дороге дубовой рощице, густо заросшей какими-то сорными породами деревьев и скрылся там, напугав своим снова натянутым намордником молодую пару. Удовлетворившись тем, что они моментально покинули лесок, Гийоме огляделся, где можно получше устроиться и нашел лучшим то место, где находился. И близко к дороге и заросли скрывают. Не даром он въехал именно сюда, потому что присматривался сразу куда лучше въехать?
Осмотрел свое оружие. Кинжал не пойдет, но все же на всякий случай вынул из тугих ножен и заткнул за пояс. Вынул шпагу и тяжелый пистолет, шпагу так же на всякий случай сунул в левый сапог, так что в любой момент можно будет вынуть ее как из ножен. Приготовившись стал прислушиваться и выглядывать сквозь дубовую ветвь на дорогу.
Время еще было сравнительно раннее и потому на дороге было тихо и пусто, лишь слышалось мычание деревенских коров, да поздние крики петухов. К участившемуся мычанию прибавился звон колокольчиков; крики пастуха приближались все ближе и ближе.
Гийоме захотелось выглянуть посмотреть на вершину холма, но он воздержался, дабы не быть замеченным пастухом.
Время шло. Звуки коровьего стада приближались с ужасающей медлительностью, казалось они стали пастись на дороге. Прошло четверть часа, а стадо приблизилось ненамного.
«Когда они пройдут, божьи твари, вместе с этим пастухом» – подумал Гийоме и уже выругался вслух: «Чтоб ты околел, деревенщина, если окажешься свидетелем, кинжал будет для тебя».
Как будто почувствовав грозящую для него опасность, пастух погнал стадо на другой выпас и если бы только по дороге, а то направил коров через его рощу, хорошо что сам не последовал вслед за ними, проехав по дороге, а то мог наткнуться на Гийоме и кто знает, что тот с ним сделал бы?
Скот обходил Гийоме стороной, грозно и недовольно мыча, обрывая ветки в других местах. Сие начало просто бесить и без того разгоряченного Гийоме. В довершение ко всему услышал езду телеги, которая остановилась. Хозяин транспорта стал болтать с пастухом, но это издевательство продлилось недолго. Только телега тронулась, неуклюже проваливаясь, скрипя осями и всеми своими частями, как пастух заиграл в рожок, собирая стадо за рощей на лугу.
Вскоре все стихло и можно было выходить и смотреть куда вздумается, он даже слез с седла, но тут снова услышал топот сразу нескольких лошадей вперемежку со звуком езды чего-то массивного. Гийоме смотрел в просвет между листьями и видел лишь небольшой отрез дороги, так что из окон проезжающего дилижанса его не могли заметить.
Снова пришлось ждать когда все стихнет, и только он сделал шаг, чтобы выйти и выглянуть на дорогу, то будто почувствовал – конский топот. Быстро вложил ногу в стремя, взобрался в седло, подтолкнул коня поближе. Приготовился выскочить и на ходу выстрелить… но то был Аньян. Все же стегнув коня, выехал.
– Ой! Черт, откуда ты взялся?!
– А ты на кой черт здесь?
– Зачем мне быть там, когда в этом чертовом дилижансе едет Манде.
– Черт возьми.
– И напасть нельзя, людей там целая чертова дюжина сидит. – рассмеялся он насчет их разговора с чертями. Однако Гийоме не стал посылать его ко всем чертям; пряча оружие и намордник, он думал: «Манде наверное видел нас…»
– Все пошло к чертям на рога. – не унимался Аньян.
– Погодь, – оборвал его Гийоме, уже тронувшего коня.
«С чего начать, с чего начать?»
– А ты, я вижу во вкус стал сразу входить, как на горизонте золотые горы замаячили. Понимать все сразу стал. У тебя вообще с собой сколько деньжат?
– У меня. – с легкой робостью отвечал Аньян, – Тридцать восемь ливров и где-то пятьдесят – шестьдесят денье.
– Ну их ты можешь оставить себе, а ливры пустить на дело. А вообще сколько ты скопил к этому своему дню?
– Я еще и не копил. Мне только тридцать один год! И уже всего вместе с теми – триста с половиной.
– Триста тридцать восемь – смехотворно. Тебе-то при твоей житухе и на пол года не хватит.
– Не надо ля-ля.
– Ну а дальше?
– А что дальше? Потом еще какое-нибудь дело найду, но только не пахать.
– А если не найдешь?
– А-а! И не говори. – вдохнувши согласился Аньян, глядя вслед удаляющемуся дилижансу, с сожалением, будто бы уезжает его благополучие.
– Но нападать на дилижанс не будем. – твердо решил Аньян. – Хватит на сегодня.
– Ну и прекрасно! Так значит ты не прочь бы попробовать разбогатеть?
– К чему ты клонишь?! – вспылил спрашиваемый. – Вот уже тридцать один год я все пробую и пробую. В самом младенчестве мать меня хотела отдать в богатую семью, у которых ребенок умер. Так мои белобрысые волосы…
– И пока ты решил такими мелочевками пробиваться? Бросил пахарский труд, жену, детей… И навстречу удач, ловить случай. Ну что ж, можно считать что ты близок к этому. Можно заработать по пол сотне тысяч.
– Ты что, рехнулся, ты правду говоришь, Гийоме? Не шути, Гийоме. Скажи, ты правду говоришь, на этом деле можно столько заработать?
– Если бы Манде не сел в дилижанс, мы бы уже заработали!
– Ну да, кто бы тебе заплатил столько, уж не Обюссоны ли?
– Заколебал ты меня своей простотой. Ты знай одно – Манде везет с собой завещание в Париж, а нам нужно его конфисковать.
– У де Морне нет таких денег.
– С кем я связался! Эх жаль! Если бы у Спорада не было бы пистолета в руках, я еще тогда вырвал бы у этого Морне документик из его же рук, только дверцу открыть было. / Гийоме все то время, что велась расправа, находился по другую сторону фиакра. Вот почему его не было видно среди стрелявших /…Но ничего мы еще наверстаем свое. Судя по ходу этот дилижанс только к вечеру прибудет.
– Да ну ты что!
– Я тебе точно говорю!…Нарвешься ты на полицию. Выкидывай свои пустые ножны, ими даже не убьешь.
– Где, в Париже?
– Слушай, ты не паникуй! Мне не впервой там делишки проворачивать, ты наблюдать только будешь.
– За одними я уже наблюдал. Так минуя тюрьму – сразу на Гревскую потащат. Такую Сицилию под Парижем устроили, это же надо!
– Заныл. Поганые немцы и итальянцы его милую Францию осквернили. Это же надо! Дуру старую пришили. Ну ты правда точно выразился, Сицилия была. Давай трогай, за этим дилижансом и рысцой успеть можно, такие только к восьми приходят, и это еще в норме, по расписанию называется.
Гийоме и Аньян тронули коней и сравняв аллюр, как будто у них прогулочная поездка, поехали вперед, где виделась точка дилижанса. Проехали мимо стада коров.
– Послушай, а заплатит нам столько де Морне, ты уверен?
– Он будет у нас в ногах ползать, просить вернуть. Кроме того ему еще остается больше чем нам, одних денег на двести тысяч, да и поместия – до миллиона добьют.
Гийоме хорошо знал о состоянии покойника от Марчеллы.
Дилижанс через ворота Сент-Антуан въехал уже в ночной Париж со светящимися уличными фонарями, с тусклыми витринами магазинчиков и кафе, и прочих завлекательных заведений.
Проехав по широкой артерии – Сент-Антуан, улицу, имеющую с предместьем одноименное название, остановился на площади. Гийоме и Аньян уже спешившиеся и скрываемые крупами коней и темнотой, наблюдали выход пассажиров наружу, обильно освещаемую фонарем и яркой витриной заведения. Многие туда же и заходили, но основная масса сразу же направилась к стоявшим рядом у обочины экипажам. Гийоме пошел почти бегом за ними, держа за обшлагом куртки кинжал. Он знал что Манде вместе со всеми пошел туда, видел это при свете, а сейчас всматривался в темноту и каждого нагонял. Заметил его уже при отсвете, но было поздно, тот вместе с другими зашел вовнутрь экипажа, который тотчас же тронулся. Аньян вел коней недалеко позади и поэтому уже через пол минуты, они ехали вслед за экипажем чуть поодаль, и пользовались как ориентиром крупом белой лошади, запряженной по левую сторону.
Минут через десять остановились. Гийоме был тут как тут и внимательно наблюдал кто выходит? Вышли двое: еще через пять минут высадили другого и на следующей улице буквально через сто туазов еще одного. Далее экипаж поехал быстрее. Улица за улицей, сменялась площадями; ехали очень и очень долго – с три четверти часа, а то и час, как вдруг экипаж неожиданно остановился, вплотную подъехав к двери одного дома, что их и застало врасплох, ведь они поотстали и заметили его поздно. Экипаж уже тронулся, высадив выскочившего Манде, а тот уже постучался, когда Гийоме стегнул коня и погнал прямо на него. Манде через некоторое время повернулся… глаза его наполнились ужасом… он затарабанил кулаком, схватился за оружие, но дверь открыли и он юркнул в нее, захлопнув ее за сбой.
Конь прорезал в скачке уже пустое пространство над низенькой подъездной площадкой дома.
Глава VIII. Внимание его Величества французского короля Людовика XIV, проявленное к кровавым событиям в собственной стране, происшедшим не так далеко от Парижа, и вовсе близко от Орлеана
